«Чудо нашего столетия»

Николаевская площадь в Казани, что ныне есть Ленинский (Университетский) сад, была во второй половине 19 века местом торговли и развлечений. Стояли на ней многочисленные лавки с леденцами, пряниками и прочими сладостями; качели, театрики и балаганы, с балкончиков которых зазывалы в шутовских колпаках и бородах из пакли шутками и прибаутками заманивали гуляющую публику на представления.

Недалеко от балагана известного в городе потешника Якова Мамонова с претенциозной вывеской «Театр спиритизма и магии», ближе к Черному озеру, вырос весной 1883 года новый балаган заезжего увеселителя Сенинского, разъезжающего по поволжским городам и весям. Название балаган носил не менее броское: «Чудо нашего столетия».

Каждый день публики набивалось битком. С 11 утра и до 11 вечера шло представление: парень, которого звали Гриша, рисовал на глазах публики портреты царствующей семьи, натюрморты и пейзажи. Посетители балагана наблюдали за художником, раскрыв рты: Гриша писал свои картины кистью, зажатой во рту. Вполне профессионально. Подобного никто еще не видел. А делал это художник не по своей прихоти. Просто у Гриши не было рук. И ног.

Он сидел в тележке с крохотными, как у грудничка, ручками и ножками. Едва заметными и совершенно недвижимыми. А когда представление заканчивалось, его увозили на съемную квартиру дед с бабкой.

Осенью, когда заканчивалось время балаганов, они покинули Казань. И больше о Грише никто не слышал. Но осталась статья о нем в «Казанских губернских ведомостях», подписанная псевдонимом «Почтенный автор»...

Григорий Журавлев явился на свет в селе Утеевка губернии Самарской в канун Всеедницы. 30 января 1860 года в день Собора Трех Святителей его крестили и назвали в честь Григория Богослова. Родители после смерти во младенчестве двоих сыновей несказанно радовались рождению ребенка. И лишь после нескольких дней празднования крестин заметили, что у Гриши не шевелятся ручки и ножки.

Призвали уездного врачевателя. Тот пришел, глянул на мальчика и изрек:

– У грудных дитёв сие случается. Чай, вскорости поправится...

Не поправилось. Гриша рос, а его руки и ноги – нет.

Когда ему исполнилось три годика, отец поехал в Самару торговать хлебом и взял сына с собой, дабы показать его местным светилам. Губернские лекари осмотрели мальчика и вынесли вердикт:

– Конечности у вашего сынка сохлые. И как сие исправлять, врачебной науке доподлинно неизвестно.

Гришу приняли к себе дед с бабкой. Чтобы «родителев не утруждал». Так они сказывали соседям-односельчанам.

Однажды, когда Грише было без малого шесть лет, бабка взяла его к обедне, а вернувшись, закрутилась по хозяйству и забыла о нем. А когда спохватилась, то увидела, что он елозит по столу с высунутым языком. Бабка подошла ближе и ахнула: на столешнице слюнями была нарисована церковь.

– Храм Божий, точь-в-точь. И колоколенка сбоку, как есть. И паперть… – говорила позже бабка благочинному, коему было рассказано о Гришином творении. – А в церкви и врата царские виднеются, отворены малость...

Батюшка выслушал, молвил, что у Григория к живописанию, верно, дар имеется и присоветовал купить краски, кисти и карандаши.

– Даст бог, что-нибудь и получится, – заключил он.

Совет благочинного был исполнен. И Гриша, зажав меж коренных зубов карандаш или кисть, начал творить. Он рисовал все, что его окружало: людей, животных, дома, деревья… Лучше всего у него получалось рисовать иконы. Только вот с цветом выходило не очень...

С помощью сельского учителя он обучился грамоте. А по достижении Гришей 15 годов отец, потерявший торговлю из-за неурожаев, отвез сына в Самару, чтобы он сбором милостыни мог самостоятельно прокормиться. Семья ныне у Журавлевых была большая, поскольку ежегодно после рождения Гриши увеличивалась на один рот, и концы с концами уже не сводились. Но Гриша стыдился христарадничать и, сидя в каморке, что уступил ему старый столяр, писал картины.

Скоро о Грише прознал профессиональный живописец Федор Травкин, живший рядом с ним. Живописец заинтересовался Журавлевым и обучил его секретам составления красок. После чего Гриша возвратился в родное село и стал работать на заказ. Бывало, кто из их села к нему придет, а кто из ближнего или далекого приедет:

– Нарисуй, – мол, – мне икону, Григорий. За четвертачок.

И Гриша рисовал. Прерываясь только на сон. И стал не только кормить себя, но и помогать семье. А главное: он перестал чувствовать себя обузой.

Слух о художнике без рук и ног скоро достиг ушей губернатора Самары Александра Дмитриевича Свербеева. И объезжая в 1881 году губернские земли с визитацией, он нарочно завернул в Утеевку, дабы самолично увидеть необычного художника и посмотреть его работы.

Посмотрел. И был поражен. После беседы его превосходительство заказал Григорию несколько икон и пригласил работать в Самару. Гриша предложение принял, скоро приехал и привез заказанные иконы. Свербеев лично подыскал ему удобную квартиру и обеспечил живописца заказами. После чего у него появилась, как писали «Казанские губернские ведомости», постоянная работа для неплохого заработка.

Конечно, основной работой была иконописная. Гриша принимал большие заказы даже от епископа Серафима. И постоянно шли заказы-поручения от губернатора. Одну из заказанных икон Александр Дмитриевич даровал Кафедральному собору.

А потом сгорел в Утеевке дом Журавлевых. Григорий отдал семье все имеющиеся деньги, а сам был вынужден принять предложение балаганного дельца Сенинского показываться публике и рисовать картины в приволжских городах. Сенинский посулился отдавать половину всей прибыли и разрешил деду и бабке ехать с ними, положив им месячное жалованье по 20 рублей и обещая всех троих содержать за собственный счет.

А икона Гриши, дарованная Кафедральному собору губернатором и восхитившая настоятеля храма, по его собственным словам, «великим художеством», находилась, озаряемая лампадкой, отдельно от прочих икон и поражала прихожан невиданным доселе письмом. Имелось в сей иконе нечто такое, непритворное и искренне-чистое, что глядя на нее невозможно было сдержать слез. Осенью 1918-го, когда большевики пришли закрывать храм, иконы на месте не оказалось...

Похожие статьи:

Они всегда были рядом В разделе - Творчество. Проза    Он бился над расшифровкой этих сигналов двенадцать лет – с того момента, когда созданный им ультразвуковой аппарат уловил слабые голоса внеземного разума. Откуда появилась уверенность, что это был именно внеземной разум, он не мог объяснить ни себе, ни жене, ни друзьям. Просто знал – и все. И это знание обошлось ему очень дорого. Сутками просиживая за настройкой своего прибора, он забывал обо всех, даже о себе. Друзья, с которыми он поделился открытием, сочли его...	На веревочках В разделе - Творчество. Проза  Он долго не хотел появляться на свет. Измучил женщину, хотевшую дать ему жизнь. Беспокоил врачей. Раздражал своим упрямством медсестер. Одна, попроще, думала: "Дурачок, ему хотят подарить жизнь, а он упрямится". Другая, с иным складом ума, которая раздражалась больше всех, думала иначе: "Никуда ты не денешься. Мы живем – и ничего. И ты будешь жить. И нахлебаешься по полной"... ...
Как Алеша Пешков в сердце себе стрелял В разделе - Творчество. Проза  Револьвер, завернутый в холстину, жег руку. Он шел, не разбирая дороги; мысли цеплялись одна за другую и, смешиваясь, причиняли боль. Наконец он остановился, нащупал в кармане тужурки клок бумаги с несколькими строчками, написанными химическим карандашом, глянул на скованную льдом Казанку, древние стены Федоровского монастыря и развернул холстину... Револьвер был старый, с длинным стволом. Он взвел курок, приставил пистолет к левому боку, где было сердце, закрыл...	Мочи их, Вова! В разделе - Творчество. Поэзия  Когда читаешь всю херню по интернету, мол, вот Обама – крошка ню, а санкций нету, мол, все препоны для элит, им так хреново, то разум просто говорит – мочи их, Вова!  ...
Человек, похожий на Швейка В разделе - Творчество. Проза   Последнее время я стал замечать, что мой кот смотрит на меня вполне осмысленным взором. Иногда он исполнен мудрости с оттенком сожаления. Наверное, в том, что я не могу знать того, что известно ему. Ведающему цену всему происходящему...  ...	Альма В разделе - Творчество. Проза Ее не кормили два дня. Она пыталась выпросить у Васи кусок хлеба, что он всегда припасал для нее, выкраивая из своего пайка. Но Вася делал вид, что не замечает ее. Она надеялась, что он даст хотя бы вылизать свой котелок, но Вася сам вычищал его до блеска коркой хлеба, которую потом отправлял в рот. Свой, а не ее. Что было очень грустно.  ...