Заслуженная артистка России
Автор
|
Опубликовано: 3276 дней назад (26 декабря 2015)
Рубрика: Очерки
Редактировалось: 1 раз — 26 декабря 2015
|
+1↑ Голосов: 1 |
1.
Надежда Александровна Смирнова родилась в семье с кое-каким достатком. Случилось это в Москве в 1873 году. А далее все шло по накатанной колее: гувернантки – домашнее воспитание (это понятие включало тогда в себя и образовательный процесс) – гимназия. Театром в то время из ее подруг увлекались многие; и она, девочка-гимназистка, вместе с другими, бегала в театр Корша, по ее словам, «почти каждую неделю» – тридцать копеек за контрамарку было не так уж и дорого. «Таким образом, – писала она в своей книге «Воспоминания», вышедшей в Москве в 1947 году, – я видела почти все новинки. Кроме того, ходила на воскресные общедоступные утренники, устроенные впервые в Москве Ф.А. Коршем, с ценами от десяти копеек до одного рубля тридцати копеек. Давались обыкновенно классические пьесы с лучшими исполнителями. В этом театре я впервые видела «Ревизора» Гоголя, «Горе от ума» Грибоедова, «Грозу», «Доходное место», «Бешеные деньги» Островского, «Холостяка» и «Вечер в Сорренто» Тургенева, «Скупого» Мольера и множество новых пьес…»
А потом – первое посещение Малого театра, после которого увиденное переросло в «болезнь». Связать свою жизнь с театром стало единственной мечтой Надежды.
В 1893 году, выдержав конкурсный (пять человек на место) экзамен. Смирнова была принята на драматические курсы Театрального училища при Императорском Московском Малом театре. Пошла она на курс, который вел Михаил Садовский, отец коего, Пров Садовский играл вместе с великим Щепкиным на сцене Малого.
В 1896 году учение было успешно закончено, и она приняла предложение учителя вступить в его гастрольную труппу, на пути которой первым был город Рязань. Затем, в 1896-1898 годах труппа Садовского гастролировала по волжским городам.
Как-то в Пензе, когда Смирнова служила там сезон 1897/98 года, она играла небольшую роль в пьесе И.В. Шпажинского «Жертва». В антракт за кулисы прошел небольшой щуплый человек с живыми карими глазами и, пощипывая хилую бородку – была у него такая привычка, – спросил Смирнову:
– Сколько вы получаете здесь?
– Сто пятьдесят в месяц.
– А что играете?
– В основном первые роли, – ответила Надежда.
– Ну, а я вам предлагаю двести и играть вначале вторые. А там видно будет.
Этого человека знала вся театральная Россия как выдающегося антрепренера, служить у которого считалось честью. В данное время он был главой Казанско-Саратовского товарищества, в которое входили сильнейшие российские актеры. Звали его Михаил Матвеевич Бородай.
«Обидно было перейти с первых ролей на вторые, – вспоминала Надежда Александровна, – но перспектива служить в большом городе (в первую очередь Смирнова имеет в виду, конечно, Казань – Л.Д.), в труппе, имевшей блестящую репутацию, где есть у кого поучиться, соблазнила меня, да и раздумывать было некогда, так как через полчаса Бородай уезжал. Я спрятала в карман свое самолюбие и дала согласие».
2.
В труппе Бородая Смирнова быстро сдружилась с молодежью, многих из которых она знала по Театральному училищу, Московской Филармонической школе и гастрольным поездкам по Волге: О.А. Голубевой, А.Н. Свитовой, Н.Н. Литовцевой, М.А. Крестовской, Л.И. Иртеньевой. Эта группа всегда держалась вместе, и старые актеры бородаевской труппы прозвали их «бандой».
Половину сезона труппа Бородая играла в Саратове, половину – в Казани. Михаил Матвеевич, как и предупреждал, выпускал Надежду только на вторые роли, редко, очень редко давал играть первые. Она так и не сумела раскрыться как драматическая актриса в этот приезд в Казань. И по окончанию сезона оставила труппу.
В 1899 году Смирнова работала в Иваново-Вознесенске. На сезон 1904/1905 года ее пригласил играть первые роли в Саратове и Казани крупнейший провинциальный антрепренер, режиссер и педагог Николай Иванович Собольщиков-Самарин.
«Приятно было приехать актрисой, занимавшей первое положение и несущей на своих плечах весь репертуар, в тот самый город, где шесть лет назад в труппе Бородая, будучи второй актрисой, я разыгрывала водевили с пением».
Актеры любили Собольщикова-Самарина. Он отлично вел дело, был, несомненно, талантлив, отличался большим тактом и воспитанностью и сохранял со всеми своими актерами прекрасные отношения. Кажется, Надежда Александровна ставила его выше Бородая.
В труппе Николая Ивановича Смирнова играла Катерину («Гроза»), Маргариту Готье («Дама с камелиями» Дюма-сына), Марию Стюарт, Зейнаб («Измена» Александра Сумбатова).
Играла Надежда Александровна темпераментно и ярко. У нее была высочайшая актерская техника – это всегда подмечали и восторженно хвалили местные театральные критики – и хорошо поставленный голос. Особенно удавались ей роли сильных и волевых женщин. Превосходно вела она и комические роли, которые наполняла юмором, наблюдательностью и мастерскими диалогами.
«В этом сезоне надо отметить совершенно особенное настроение публики, – вспоминала Смирнова. – Каждую произнесенную фразу протеста, негодования против существующих в мире неправды и несправедливости публика подчеркивала аплодисментами и вызовами того актера, из уст которого она раздавалась. Во французской пьесе «Красная мантия» я играла женщину, которая на суде, несправедливо судившем ее мужа, обличает судей в пристрастии и корысти. Ее схватывают, тащат прочь из зала, но, вырываясь из рук стражи, она вновь бежит к столу, где сидят судьи, и продолжает выкрикивать обвинения. Мне не давали говорить, прерывая речь аплодисментами, и по окончании сцены я много раз выходила на усиленные вызовы разгоряченной публики. А что творилось на представлениях «Весеннего потока» Косоротова! Они походили скорее не на спектакли, а на концертные выступления, где чуть не заставляли повторять произнесенные слова, и после каждого монолога раздавались крики и рукоплескания. Спектакль превращался в сплошную демонстрацию. Мы, актеры, вкладывали в наши монологи максимум горячности, как бы перекликаясь с публикой и высказывая свои личные чаяния и пожелания. В воздухе чувствовалось приближение грозы. Это был конец 1904 года, пора так называемой «весны Святополк-Мирского», когда нам, наивным и неискушенным людям, казалось, что приоткрылась дверь тюрьмы нашей жизни и нам позволят дышать свежим воздухом, а быть может, и выпустят на свободу. Были разрешены митинги, на которых говорились довольно смелые речи, а в художественной части вечера мы, актеры, читали стихи. Помню концерт, устроенный в одном из рабочих районов. Публика, среди которой было много молодежи и рабочих, была очень возбуждена. Меня попросили читать «Буревестника» Горького и стихотворение, переведенное Якубовичем (Мельшиным) с английского, которое называлось «Восьмичасовой рабочий день».
Толпа неистовствовала: кричала, стучала, ломала стулья («Но зачем стулья ломать?!»). Пришли «синие мундиры» и водворили надлежащий порядок. Многие из заводил бузы были арестованы, хотя настоящим заводчиком этих беспорядков была, конечно, актриса Смирнова.
Гастроли в Казани кончились для Надежды Александровны раньше срока. Как-то на высокой крутой лестнице она оступилась и целый пролет катилась по ней с согнутым коленом. Естественно, коленный сустав был разбит, и она два месяца пролежала в гипсе, мучаясь от болей и засыпая только после уколов морфия. Когда сняли гипс, оказалось, что нога не гнется. Решено было ломать ногу в суставе. Но когда Смирнова узнала, что после того, как нога срастется, она станет на полвершка короче другой, Надежда Александровна отказалась от операции. Два месяца она ходила на костылях, а затем уехала на грязи в Пятигорск. Еще через два месяца она уже могла ходить с палкой, но сгибать ногу, сходить с лестницы без посторонней помощи и вставать на колени больше уже никогда не могла.
Летом 1905 года ее попросил приехать в Казань сыграть на его бенефисе гражданский муж Смирновой актер Аяров. Он служил в летнем театре «Аркадии» – эдаком курортном загородном месте отдыха казанцев, и должен был исполнять главную роль в пьесе «Крылья связаны» драматурга Потапенко. Во время ее несчастья, когда труппа Собольщикова-Самарина уже покинула Казань, он ни на шаг не отходил от нее, ухаживал за ней, на собственные деньги отправил ее на Кавказ да еще выписал ей с трудом заработанные гроши, чтобы она там не голодала, хотя они давно уже были, скажем так, в разводе. Отказать ему, конечно, Смирнова не могла…
«Я очень волновалась в первый раз после большого перерыва выйти на сцену и боялась, что буду очень неуверенно ступать без башмаков с каблуками, которые всегда носила на сцене, – писала в своих «Воспоминаниях» Надежда Александровна. – Но как только я ступила на подмостки, всякая боль прошла, и я провела большую роль, забыв до конца пьесы о своей ноге. Но по окончании спектакля я опять почувствовала боль и поплелась домой, прихрамывая.
Первый опыт после болезни был сделан…»
А потом были Киев и работа в театре Корша в 1906-1908 годах. И было венчание 18 августа 1906 года в Вознесенской церкви на Никитской, где в свое время венчался Первый Поэт России, с Николаем Ефимовичем Эфросом, театроведом и известным критиком, с которым они проживут «счастливо, радостно и полноценно» 17 лет.
3.
Переломным в судьбе Смирновой был 1908 год. Она стала актрисой Императорского Московского Малого театра, где ей суждено было проработать 20 лет. А еще – создание вместе с Эфросом и Верой Николаевной Пашенной Студии Малого театра, в которой она будет преподавать в 1918-1922 годах.
Она переиграла весь репертуар Московского Малого театра и когда он был Императорским, и Академическим (с 1919 года), и просто Малым (с 1924 года). А в 1928 году ушла со сцены, как только подошел пенсионный возраст, – больная нога все больше и больше давала о себе знать.
Но совсем расстаться с театром у нее не получилось. Она часто приходила в него, чтобы увидеться с друзьями, помочь актерской молодежи и просто подышать его атмосферой. Не забывали и о ней. Указом от 1932 года ей было присвоено звание заслуженной артистки РСФСР.
А еще она написала книгу воспоминаний, в которой о театре… Впрочем, лучше почитать о нем в авторской редакции самой заслуженной артистки России Надежды Александровны Смирновой.
Надежда Александровна Смирнова родилась в семье с кое-каким достатком. Случилось это в Москве в 1873 году. А далее все шло по накатанной колее: гувернантки – домашнее воспитание (это понятие включало тогда в себя и образовательный процесс) – гимназия. Театром в то время из ее подруг увлекались многие; и она, девочка-гимназистка, вместе с другими, бегала в театр Корша, по ее словам, «почти каждую неделю» – тридцать копеек за контрамарку было не так уж и дорого. «Таким образом, – писала она в своей книге «Воспоминания», вышедшей в Москве в 1947 году, – я видела почти все новинки. Кроме того, ходила на воскресные общедоступные утренники, устроенные впервые в Москве Ф.А. Коршем, с ценами от десяти копеек до одного рубля тридцати копеек. Давались обыкновенно классические пьесы с лучшими исполнителями. В этом театре я впервые видела «Ревизора» Гоголя, «Горе от ума» Грибоедова, «Грозу», «Доходное место», «Бешеные деньги» Островского, «Холостяка» и «Вечер в Сорренто» Тургенева, «Скупого» Мольера и множество новых пьес…»
А потом – первое посещение Малого театра, после которого увиденное переросло в «болезнь». Связать свою жизнь с театром стало единственной мечтой Надежды.
В 1893 году, выдержав конкурсный (пять человек на место) экзамен. Смирнова была принята на драматические курсы Театрального училища при Императорском Московском Малом театре. Пошла она на курс, который вел Михаил Садовский, отец коего, Пров Садовский играл вместе с великим Щепкиным на сцене Малого.
В 1896 году учение было успешно закончено, и она приняла предложение учителя вступить в его гастрольную труппу, на пути которой первым был город Рязань. Затем, в 1896-1898 годах труппа Садовского гастролировала по волжским городам.
Как-то в Пензе, когда Смирнова служила там сезон 1897/98 года, она играла небольшую роль в пьесе И.В. Шпажинского «Жертва». В антракт за кулисы прошел небольшой щуплый человек с живыми карими глазами и, пощипывая хилую бородку – была у него такая привычка, – спросил Смирнову:
– Сколько вы получаете здесь?
– Сто пятьдесят в месяц.
– А что играете?
– В основном первые роли, – ответила Надежда.
– Ну, а я вам предлагаю двести и играть вначале вторые. А там видно будет.
Этого человека знала вся театральная Россия как выдающегося антрепренера, служить у которого считалось честью. В данное время он был главой Казанско-Саратовского товарищества, в которое входили сильнейшие российские актеры. Звали его Михаил Матвеевич Бородай.
«Обидно было перейти с первых ролей на вторые, – вспоминала Надежда Александровна, – но перспектива служить в большом городе (в первую очередь Смирнова имеет в виду, конечно, Казань – Л.Д.), в труппе, имевшей блестящую репутацию, где есть у кого поучиться, соблазнила меня, да и раздумывать было некогда, так как через полчаса Бородай уезжал. Я спрятала в карман свое самолюбие и дала согласие».
2.
В труппе Бородая Смирнова быстро сдружилась с молодежью, многих из которых она знала по Театральному училищу, Московской Филармонической школе и гастрольным поездкам по Волге: О.А. Голубевой, А.Н. Свитовой, Н.Н. Литовцевой, М.А. Крестовской, Л.И. Иртеньевой. Эта группа всегда держалась вместе, и старые актеры бородаевской труппы прозвали их «бандой».
Половину сезона труппа Бородая играла в Саратове, половину – в Казани. Михаил Матвеевич, как и предупреждал, выпускал Надежду только на вторые роли, редко, очень редко давал играть первые. Она так и не сумела раскрыться как драматическая актриса в этот приезд в Казань. И по окончанию сезона оставила труппу.
В 1899 году Смирнова работала в Иваново-Вознесенске. На сезон 1904/1905 года ее пригласил играть первые роли в Саратове и Казани крупнейший провинциальный антрепренер, режиссер и педагог Николай Иванович Собольщиков-Самарин.
«Приятно было приехать актрисой, занимавшей первое положение и несущей на своих плечах весь репертуар, в тот самый город, где шесть лет назад в труппе Бородая, будучи второй актрисой, я разыгрывала водевили с пением».
Актеры любили Собольщикова-Самарина. Он отлично вел дело, был, несомненно, талантлив, отличался большим тактом и воспитанностью и сохранял со всеми своими актерами прекрасные отношения. Кажется, Надежда Александровна ставила его выше Бородая.
В труппе Николая Ивановича Смирнова играла Катерину («Гроза»), Маргариту Готье («Дама с камелиями» Дюма-сына), Марию Стюарт, Зейнаб («Измена» Александра Сумбатова).
Играла Надежда Александровна темпераментно и ярко. У нее была высочайшая актерская техника – это всегда подмечали и восторженно хвалили местные театральные критики – и хорошо поставленный голос. Особенно удавались ей роли сильных и волевых женщин. Превосходно вела она и комические роли, которые наполняла юмором, наблюдательностью и мастерскими диалогами.
«В этом сезоне надо отметить совершенно особенное настроение публики, – вспоминала Смирнова. – Каждую произнесенную фразу протеста, негодования против существующих в мире неправды и несправедливости публика подчеркивала аплодисментами и вызовами того актера, из уст которого она раздавалась. Во французской пьесе «Красная мантия» я играла женщину, которая на суде, несправедливо судившем ее мужа, обличает судей в пристрастии и корысти. Ее схватывают, тащат прочь из зала, но, вырываясь из рук стражи, она вновь бежит к столу, где сидят судьи, и продолжает выкрикивать обвинения. Мне не давали говорить, прерывая речь аплодисментами, и по окончании сцены я много раз выходила на усиленные вызовы разгоряченной публики. А что творилось на представлениях «Весеннего потока» Косоротова! Они походили скорее не на спектакли, а на концертные выступления, где чуть не заставляли повторять произнесенные слова, и после каждого монолога раздавались крики и рукоплескания. Спектакль превращался в сплошную демонстрацию. Мы, актеры, вкладывали в наши монологи максимум горячности, как бы перекликаясь с публикой и высказывая свои личные чаяния и пожелания. В воздухе чувствовалось приближение грозы. Это был конец 1904 года, пора так называемой «весны Святополк-Мирского», когда нам, наивным и неискушенным людям, казалось, что приоткрылась дверь тюрьмы нашей жизни и нам позволят дышать свежим воздухом, а быть может, и выпустят на свободу. Были разрешены митинги, на которых говорились довольно смелые речи, а в художественной части вечера мы, актеры, читали стихи. Помню концерт, устроенный в одном из рабочих районов. Публика, среди которой было много молодежи и рабочих, была очень возбуждена. Меня попросили читать «Буревестника» Горького и стихотворение, переведенное Якубовичем (Мельшиным) с английского, которое называлось «Восьмичасовой рабочий день».
Толпа неистовствовала: кричала, стучала, ломала стулья («Но зачем стулья ломать?!»). Пришли «синие мундиры» и водворили надлежащий порядок. Многие из заводил бузы были арестованы, хотя настоящим заводчиком этих беспорядков была, конечно, актриса Смирнова.
Гастроли в Казани кончились для Надежды Александровны раньше срока. Как-то на высокой крутой лестнице она оступилась и целый пролет катилась по ней с согнутым коленом. Естественно, коленный сустав был разбит, и она два месяца пролежала в гипсе, мучаясь от болей и засыпая только после уколов морфия. Когда сняли гипс, оказалось, что нога не гнется. Решено было ломать ногу в суставе. Но когда Смирнова узнала, что после того, как нога срастется, она станет на полвершка короче другой, Надежда Александровна отказалась от операции. Два месяца она ходила на костылях, а затем уехала на грязи в Пятигорск. Еще через два месяца она уже могла ходить с палкой, но сгибать ногу, сходить с лестницы без посторонней помощи и вставать на колени больше уже никогда не могла.
Летом 1905 года ее попросил приехать в Казань сыграть на его бенефисе гражданский муж Смирновой актер Аяров. Он служил в летнем театре «Аркадии» – эдаком курортном загородном месте отдыха казанцев, и должен был исполнять главную роль в пьесе «Крылья связаны» драматурга Потапенко. Во время ее несчастья, когда труппа Собольщикова-Самарина уже покинула Казань, он ни на шаг не отходил от нее, ухаживал за ней, на собственные деньги отправил ее на Кавказ да еще выписал ей с трудом заработанные гроши, чтобы она там не голодала, хотя они давно уже были, скажем так, в разводе. Отказать ему, конечно, Смирнова не могла…
«Я очень волновалась в первый раз после большого перерыва выйти на сцену и боялась, что буду очень неуверенно ступать без башмаков с каблуками, которые всегда носила на сцене, – писала в своих «Воспоминаниях» Надежда Александровна. – Но как только я ступила на подмостки, всякая боль прошла, и я провела большую роль, забыв до конца пьесы о своей ноге. Но по окончании спектакля я опять почувствовала боль и поплелась домой, прихрамывая.
Первый опыт после болезни был сделан…»
А потом были Киев и работа в театре Корша в 1906-1908 годах. И было венчание 18 августа 1906 года в Вознесенской церкви на Никитской, где в свое время венчался Первый Поэт России, с Николаем Ефимовичем Эфросом, театроведом и известным критиком, с которым они проживут «счастливо, радостно и полноценно» 17 лет.
3.
Переломным в судьбе Смирновой был 1908 год. Она стала актрисой Императорского Московского Малого театра, где ей суждено было проработать 20 лет. А еще – создание вместе с Эфросом и Верой Николаевной Пашенной Студии Малого театра, в которой она будет преподавать в 1918-1922 годах.
Она переиграла весь репертуар Московского Малого театра и когда он был Императорским, и Академическим (с 1919 года), и просто Малым (с 1924 года). А в 1928 году ушла со сцены, как только подошел пенсионный возраст, – больная нога все больше и больше давала о себе знать.
Но совсем расстаться с театром у нее не получилось. Она часто приходила в него, чтобы увидеться с друзьями, помочь актерской молодежи и просто подышать его атмосферой. Не забывали и о ней. Указом от 1932 года ей было присвоено звание заслуженной артистки РСФСР.
А еще она написала книгу воспоминаний, в которой о театре… Впрочем, лучше почитать о нем в авторской редакции самой заслуженной артистки России Надежды Александровны Смирновой.
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Добавить комментарий |