"Мишаня"

]Этим рассказом я хочу открыть блог, который я назвал «1418».
Именно столько дней длилась Великая Отечественная Война.
Приглашаю всех желающих к участию: выкладывайте свои статьи, рассказы, фотографии… Обсуждайте, критикуйте…
Главное – ПОМНИТЕ!



Сзади негромко застучали комочки мерзлой земли. Мишаня насторожился, ткнул локтем вглядывающегося в темноту перед собой напарника и, поудобнее перехватив винтовку, перевернуся на спину, оборачиваясь и поднимая оружие. Смачно лязгнул затвором:
- Хто идет? –негромко спросил он. Почувствовал, как напрягся лежащий рядом с ним в промерзшей неглубокой воронке Лешка.
- Свои, боец, - ответили из темноты сиплым, простуженным шепотом, - лейтенант Савицкий с политруком.
В воронку ползком скатились, погромыхивая оледеневшими шинелями, две едва различимые в темноте фигуры. В первой Мишаня узнал командира взвода, лейтенанта Савицкого. Второго он не узнал, политрука роты вблизи видеть ему еще не довелось – не успел.
- Ну что? – все также, свистящим шепотом, спросил взводный – Тихо?
- Так точно! – в один голос, тоже шепотом, отозвались Мишаня и Леха. Мишаня добавил:
- Тихо, таащ литинант… Ракеты пускають.
- Фамилии?.. – спросил политрук.
- Рядовой Човен.
- Рядовой Боронин.
- Из вчерашнего пополнения?
- Так точно! – отозвался Мишаня.
- Необстрелянные. Первый бой… - Савицкий вздохнул.
Сверху, из страшной темноты впереди, раздался приглушенный растоянием лязг металла и скребущие удары по мерзлой земле.
- Копают, суки… - прокомментировал звук Лешка Боронин.
- Вот и надо, товарищи бойцы, сшибить их, пока не закопались! – Даже шепчущий голос политрука басил, как труба. – Понятно?
- Ага!.. – забылся Мишаня и нервно сглотнул подкативший к горлу ком.
- Рядовой Човен! – одернул его взводный.
- Так точно! – поправился Мишаня. - Понятно, товарищ политрук!
- Ладно, лейтенант, ты – здесь, я – в первый взвод пойду… Смотри – по сигналу! И как можно тише… - политрук ужом выполз из воронки и пропал в темноте…
- Товарищ лейтенант, - обернулся Леха, - а правду говорят, что тут море близко?
- Правда, Боронин. – Лейтенант взполз повыше и устроился между бойцами. – За нами море, двадцать километров…
- Вот бы посмотреть, товарищ лейтенант… - вздохнул Леха.
- Посмотришь. Вот немцев разобьем, и посмотришь… В гости к Човену приедешь, на курорт. Он местный. Да, Човен?.. – взводный толкнул Мишаню.
Мишаня, как будто его могли видеть, отрицательно замотал головой:
- Не-е, таащ литинант … У нас речка, Челбас. Моря нема…
- Ты же кубанский?
- Ага, таащ литинант, с под Тихорецку… Степ у нас там. Я моря сам не бачив…
- Ну тут недалеко, вместе и приедете…
Взводный посмотрел на часы. Замолчали… Изредко с высоты с хлопками взлетали бело-оранженые, отбрасывающие неестественный мертвенный свет, ракеты…

На этот раз ракета взлетела не с высоты, а за спиной. Метнулись вперед черные тени. Мишаня подобрался и почувствовал, как мелко-мелко задрожжало все внутри. Савицкий хлопнул по плечам обоих лежащих бойцов и торопливо засипел:
- Как погаснет – разом… И тихо. Первыми не стрелять. Чем ближе подберемся, ребята, тем лучше… Обнаружат – бегом.
В наступившей темноте Мишаня перебирал руками по стылой земле. Впереди полз Алексей Боронин. Где-то слева слышались сиплое дыхание и шелест шинелей других красноармейцев.
Ложбина закончилась. Темной громадой нависал крутой, изрытый воронками и воняющий толовой гарью склон. Под руки то и дело попадались мерзлые комья земли и погромыхивающие камни… Темнота вокруг дышала, сдавленно хрипела, шелестела и постукивала…
Вдруг слева, с высоты, хлестнула по земле грохочущая огненная плеть трассеров.
Ночь тут же взорвалась стрельбой, криком, шипением взлетающих, рвущих темноту, ракет… Торопливо захлопали минометы…
Мишаня, вскочив, несся вверх по склону вместе с другими, также, вместе со всеми орал что-то бессмысленное и матерное… Перепрыгивал через воронки, видя в мечущемся свете такие же бегущие и орущие фигуры товарищей. В грязно-багровой вспышке справа мелькнул размахивающий пистолетом Савицкий… Что Мишаня орал, он и сам не понимал. Но не орать, выплескивая в рвущем горло крике страх, было невозможно…Он бежал, кричал, стрелял, посылая вперед, в ненавистную, плюющуюся огнем темную громаду склона, пулю за пулей.. Не целясь, не видя. Жал и жал на крючок, даже не соображая, что в его «Светке» давно кончилась обойма…
И вдруг Мишаня почувствовал, что страх ушел. Весь. Без остатка… Вместо него навалилась нечеловеческая усталость. Винтовка вдруг стала невозможно, непосильно тяжелой… А ноги, наоборот, какими-то легкими и ватными… И сложились в коленях…
«Что это?» - не понял Мишаня, неловко, боком, опускаясь на землю. Он перевернулся на спину и посмотрел в замолкшую, переставшую грохотать и свистеть высь… «Чудно!» - подумал он, провожая взглядом разноцветные светляки мелькающих в звенящей тишине трассеров. В подвздошье внезапно зажгло огнем; и выше, где-то возле горла… «Стреляют – а не слышно…» - успел удивиться Мишаня. А потом навалилась тьма!..

Вся эта история мною выдумана от начала и до конца. Как и Мишаня.
И одновременно – не выдумана… Сколько их было, таких мишань?
Я сидел на вершине «Семашко». За моей спиной возвышался памятник – три направленных в небо бетонных пятиметровых автомата ППШ. А ниже по склону темнели зеленой травой две, прямоугольных в проекции, ямы. Местные жители из близлежащих поселков сказали мне, что эти ямы дважды засыпали… Но земля снова проседала…
Эти ямы – могилы. В одной – бойцы 18-ой армии РККА, а в другой – солдаты 17-ой армии Вермахта. В какой кто – уже никто не помнит. Последнее захоронение здесь состоялось в начале восьмидесятых, когда были собраны и захоронены вымытые из склонов дождями и талыми водами кости. Кому они принадлежали – теперь уже не установить…
Если присесть и выдернуть с корнями пук травы – скорее всего в поднятой дернине мелькнет кусок металла, то, что поисковики называют «настрелом»… Вершина горы Семашко переходила из рук в руки четыре раза. И только в пятый раз взяв ее, наши сумели оставить вершину за собой. Именно с нее смотрел в бинокль немецкий генерал, доложивший своему командованию: «Я вижу Туапсе! Но взять его – не могу!»
Кстати – врал! Ни с «Семашко», ни с «Двух Братьев» город не виден, только зарево огней и акватория порта. А южнее, ближе к городу, немцы пройти так и не сумели…